Проект «Калевала». Книга 2. Клад Степана Разина - Михаил Шелков

Лёд в тысяча шестьсот шестьдесят седьмом году пошёл рано, в середине февраля, сразу после масленицы. Через неделю на берегах у Зимовейской было уже двенадцать стругов. Общее место сбора казаков Разин назначил у впадения реки Иловли в Дон; всю зиму он рассылал письма в верховья, зазывая казаков явиться туда с началом весны. Его же стругам, чтобы подняться до устья Иловли, нужно было миновать пять десятков вёрст против течения по воде, ещё кишащей льдинами. Людей у Разина собралось мало, сто двадцать человек. Пришлось срочно посылать весть к Усу, дабы отправил в Зимовейскую пару сот человек голытьбы на вёсла. Местные казаки ворчали, когда в станицу вошла орава оборванцев, но никто не посмел высказать недовольство Разину в лицо. Да и сам он не стал испытывать терпение своих соседей и отбыл на север через день, разместив на каждом струге по тридцать человек. При усердной работе на вёслах, он рассчитывал достичь Иловли через пару дней.

Голытьбу привёл странный казак, которого с издёвкой кликали Хмур Хмурович. Кликали вопреки его характеру. Грязный, измазанный, в рваной папахе, но с курчавым чёрным чубом и такими же усами. Казалось, что иного выражения на лице как улыбки у него просто не было. Он постоянно смеялся, сквернословил, задирал окружающих, за что отребье его просто обожало. Разин решил, что, неволен час, кто-то из оседлых казаков может и за саблю взяться. Он приказал Ивану Молчуну не спускать с Хмура глаз и всё время держать при стругах, не пуская в станицу. Ещё раз он с грустью признался самому себе, что в грядущем походе в большинстве его будут окружать именно такие казаки.

Зато кого Разин был искренне рад увидеть, так это Петро-Баюна. Он не просил Уса прислать к нему деда специально, но когда встретил того, сразу придумал ему особую роль в своём плане.

– В Черкассы тобе отправлю, деда!

– Казаком быть – не разиня рта ходить! По що ж мени в Черкассы-то, атаман?

– К Корниле Яковлевичу ступишь от мени со словом, що, мол, крестник здравья ему шлёть, да просит преград не чинить у Черкасс, кады мы на турку в Азов на стругах пойдём.

– Ыть ты! Добыть аль дома не быть! Так он мени и станет слухать!

– Станет – не станет, а то моё атаманово слово тобе! Да с казачка′ми в Черкассах потрепись. Погутарь що за що, що видел, скока стругов собралось, скока шашек…

– Без атамана дуван не дуванят! Що моё дело? Во мне ума, аки говна в комаре! Коль гутаришь, значить сполню!

– Ну, вот и ладно, деда!

– Эх, токмо погулять мени с вами взхотелось тож…

– Погулять нам вместе пока негоже! Как молву посеешь, назад вертайся. В курене моём у матушки да жинки завсегда кров найдёшь! И сыт будешь!

– Ишь ты! За акие жо заслуги-то?

– Гутарю ж тобе: сей молву! Вот що твоей заслугой станеть.

На второй день пути ударили морозы, и Дон опять затянулся ледяной коркой. Струги шли по полынье, теряя в скорости вдвое или втрое. К месту сбора прибыли через пять дней, вместо запланированных двух.

Но картина, которую узрел Разин у устья Иловли, заставила его на время онеметь от восторга. Ус собрал больше тысячи голутвенных казаков. Но самое главное, пригнал ещё три десятка стругов. Это было по-настоящему удивительно. Голодранцы, жаждущие приключений и наживы, давно заселили северные притоки. Но мало кто мог сколотить ладный струг. А тут их было целых тридцать!

Разин понял, что недооценил Уса. Уважение к нему поднялось, но и чувство опасения усилилось.

– Ну, що, атаман! Вот и свиделись снова! Гутарь, аки жив, аки здрав, аки жинка, детки!

Атаманом Разина стали называть ещё в Зимовейской, когда начал готовить поход. Круг его не выбирал походным атаманом, однако казаки изначально стекались к нему, как к командиру.

– Жив да здрав, аки поглядишь! А що до жинки да деток, так те в курени стались, и тобе то не касаемо!

– Полно, Степан Тимофеич, що аки сыч неприветлив?

А Разин хмурился оттого, что ему теперь стало необходимо сделать Уса одним из ясаулов, ибо удержать в узде такую ораву оборванцев одной своей волей он уже не мог. Нужен был авторитет Уса, или того же Хмура, любимцев голытьбы. Восторг прошёл, появились проблемы, которые предстояло решать…

Вечером Разин закатил застолье. Самый простой способ завоевать сердца оборванцев! Он поставил десяток бочек вина и двадцать жбанов сивухи из собственных запасов. На закуску вытащил солений, вяленой рыбы и мяса, всё из запасов, приготовленных в поход. Кормить такое количество ртов несколько месяцев всё равно не представлялось возможным. В скором времени предстояло, как можно скорее, разобраться в вопросе с продовольствием.

Отребье гуляло, провозглашая тосты за своего атамана. Филька в самой гуще распевал песни:

Да у марте месяцу,Да у марте месяцу,Выпала порошица.

Казаки подпевали ему. Кто-то пустился в пляс.

Выпала порошица,Выпала порошица,Да не мала, не велика.

Разин собрал в стороне свой первый совет, на который явились названные ясаулы. Вокруг огня расположились Харитонов, Черток, Шелудяк, Щурый, Ус, Хмур и брат Фрол. Последних двух Разин не слишком желал видеть при обсуждении важных дел. Но за несерьёзного Хмура попросил Ус. Пришлось посчитаться с его мнением. Фрол же сам упросил брата. «Да и деж мени разуму учитьси, коль не на советах ваших толковых?» – вопрошал он. Разин счёл подобный подход разумным. «Авось и усвоит що нить ладное!»

– Ну, що ж, браты, погутарим ноне, – взял первое слово атаман.

Да не мала, не велика,Да и ко′ню по копыта,Воробьюшко по колени…

– продолжало доноситься с казацкого гульбища.

– Давай, бай нам, Степан Тимофеич, аки собираешься мимо Черкасс пройти! Слухи ходють, не взлюбил тобе Корнилка! – начал Ус.

– Не слухи-то, Василий, правда – то! Обещает бес притворный сотню стругов да пять десятков пушек поставить супротив нас!

– Ить ты! А стоко бывает? – удивился Хмур опять же со дурацкой улыбкой.

– Ну, рот прикрой! – гаркнул Ус. – Не время шутки шутковать!

Воробьюшко по колени,Да коню по щёточку,Воробьюшко по глоточку

– во время пауз в разговоре Фильку было слышно особенно хорошо.

– Я тобе баял ужо, атаман, – спокойно продолжил Харитонов, – Кумовья с Черкасс вертались, усё аки и исть! Собирает аспид! Трухает тобе!

– Так що ж нам делать-то? А? Гутарь жо, Степан Тимофеич, казачков я ладных привёл, но Черкассов труханут оне. Им жо Дон волю дал! Войной на Корнилку не пойдуть… – Ус был спокоен, но насторожен. Разин же внутри себя посмеивался над всеми. Он уже давно заготовил совершенно иной план… А ясаулы спорили…

– Дык, и не пройдём мы Яковлева, пушки да сотня стругов – не хуй собачий! – Щурый был верным, но дерзким и резким на словах казаком. – Давай, атаман. Обещал поведать – поведай! Аки на турку-то пойдём?

– А що нам на турку-то идтить! Не пойдём на него! – спокойно ответил Разин.

– Енто аки сяк не пойдём? Всю ж зиму нам баял, що на турку идтить надо! – удивился Шелудяк.

– Затем и баял, що б молва пошла, – атаман усмехнулся, – Простите, браты, ежели сим обидел вас, що правду утаил!

– Правду? – переспросил Черток.

– На море Хвалынское12 идтить надобно! Перса пошугаем!

– Ай, Степан! Ай, голова! – хлопнул себя по ноге Харитонов, – Ить и я ж дажо поверил, що на турку идём!

– А коль ты поверил, то и прочие поверят! Корнилка то с кавуном замест башки и подавно! – продолжил Разин. – А у нас Волга-матушка свободная, да Царицын неприкрытый. А прознай Черкассы заране, сяк царю бы грамоту ужо б послали. Що б те нас со стрельцами ждали.

– А аки ж на Волгу выйдем? – спросил Василий.

– Волоком струги попрём, а то голытьба твоя налетела, да усе сяк и хочуть наживы без труда. Пущай сначально привыкают! Спуску никому не будеть…

– А я що, вол що ли? – прыснул Хмур, – Тащите коль надобно, а мени и аки любо.

Резким движением руки подскочивший Разин схватил его за горло и изо всех сил сжал пальцы. Хмур обеими руками пытался ослабить хватку, но потягаться силой с Разиным не смог. Атаман увидел страх в глазах дерзкого шутника.

– Що ж не смехочешь боле?

– Пусти… а..та… ман… – еле-еле прохрипел Хмур.

Разин отбросил его в сторону на мокрый снег.

– А таперича слухай меня, змеёныш! Я тобе ясаулом сделал, я ж с совету и сгоню! Ты мени поартачься тутова исчо. За аким хреном увязалси? Казачье войско енто тобе – не кабак, да не шутовской сброд! Войну вершить идём! Пикнешь исчо що нить поперёк мени, снесу саблей твою вшиву головёнку! Усёк?

– Еть! Казачки′, да що ж творитьси-то!!! – Хмур вскочил на ноги и заорал, что есть мочи, желая привлечь внимание прочих казаков. Он удачно выбрал момент. Филька как раз перестал петь, – Мы за нимо пошли, а он почище царя-мучителя будеть! Я тобе тутова не на каторге! Пошёл ты в сраку чортову! Я тобе не холоп!